Наступление моря [Нашествие моря] - Жюль Верн

Улица или, скорее, дорога, ведущая к борджи, была в то время совершенно пустынна, и, следуя по ней в продолжение нескольких минут, можно было, поднявшись по узкому боковому переулку, добраться до гурби, куда направлялись Джемма и ее спутники.

Направившись прямо к Ахмету, человек, выскочивший из засады, жестом остановил его и сказал:

— Стой, нельзя дальше идти…

— Что случилось, Хореб? — спросил Ахмет, узнавший в этом человеке своего земляка.

— Наших нет уже более в гурби.

Джемма остановилась и голосом, в котором слышались одновременно и беспокойство, и гнев, спросила:

— Разве эти собаки руми подозревают что-нибудь?

— Нет, Джемма, — отвечал на это Хореб, — и стража в борджи также ничего не подозревает.

— Тогда почему же наши друзья покинули гурби? — продолжала Джемма.

— Потому что туда пришли солдаты, отпущенные на вечер в город. С ними был унтер-офицер спахисов Николь, который знает тебя лично, Джемма.

— Это верно, — пробормотала Джемма. — Он видел меня тогда в дуаре, когда мой сын попал в руки его капитана. Ах, этот капитан, если он когда-нибудь…

И из груди этой женщины, матери узника Хаджара, вырвался крик, напоминающий рев хищного зверя.

— Где же нам теперь искать наших? — спросил Ахмет.

— Идите за мной, — отвечал Хореб.

Он повел их в небольшой пальмовый лесок, лежавший по дороге к форту. Лесок этот, обыкновенно безлюдный, оживлялся лишь в то время, когда народ съезжался в Габес в базарные дни. Весьма вероятно было, что в случае удачи можно добраться, не повстречавшись ни с кем, до самого борджи, проникнуть в который, однако, представлялось совершенно невозможным. Ошибочно было бы предполагать, основываясь лишь на том, что части гарнизона дано было разрешение отлучиться в город на воскресный вечер, что это ослабит сторожевую службу. Самая бдительная охрана несла службу, пока мятежник Хаджар не будет перевезен на крейсер для передачи его в распоряжение военного суда.

Укрываясь под сенью деревьев, путники добрались до опушки пальмового леса.

В этом месте стояло около двадцати хижин, из узких отверстий которых проскальзывал кое-где свет. Оставалось пройти до места условленной встречи расстояние, не превышающее ружейного выстрела.

Но едва Хореб вошел в извилистый переулок, как шум шагов и голосов заставил его остановиться. Навстречу им шли около дюжины спахисов, громко кричавших и певших, под влиянием, быть может, продолжительных возлияний в кабачках по соседству.

Признав более благоразумным избежать встречи с ними и желая пропустить их, не будучи замеченными, Ахмет и его спутники укрылись в темном углублении неподалеку от франко-арабской школы.

В этом углублении помещался колодец, за которым все они спрятались.

Шедшие навстречу им солдаты, поравнявшись с колодцем, внезапно остановились, и один из них крикнул:

— Черт возьми! Как пить хочется!

— Ну что же, пей! Вот как раз и колодец, — ответил ему унтер-офицер Николь.

— Как! Пить воду! — запротестовал унтерофицер Писташ.

— Обратись с воззванием к Магомету, быть может, он превратит эту воду в вино?

— Ах, если бы только я мог быть в этом уверен!

— Ты бы тогда сделался магометанином?

— Нет, тем более что Аллах воспрещает правоверным пить вино, а потому, несомненно, не пожелает сделать этого чуда ради неверного.

— Правильное рассуждение, Писташ, — ответил на это Николь и прибавил: — Ну, марш на пост!

Но в тот момент, когда солдаты готовы были уже исполнить команду, он остановил их. На улице показались два офицера, и Николь узнал в них капитана и поручика одного с ним полка.

— Смирно! — скомандовал он солдатам, которые приложили руки к головному убору.

— А, — сказал капитан, — это молодец Николь!

— Капитан Ардиган? — воскликнул Николь, выражая некоторое удивление.

— Да, я!

— Мы только что прибыли из Туниса, — добавил лейтенант Вильет.

— В ожидании дальнейшего отъезда в одну экспедицию, участвовать в которой придется и тебе, Николь.

— Рад стараться, капитан, — ответил унтерофицер, — готов следовать за вами всюду.

— Прекрасно, прекрасно! — сказал капитан Ардиган. — Ну а «братец» твой как поживает?

— Превосходно, держится крепко на четырех ногах, и я стараюсь, чтобы они у него не ржавели!

— Прекрасно, Николь! А Куп-а-Кер все попрежнему в дружбе со старшим братом?

— По-прежнему, капитан, и я не удивился бы, узнав, что они близнецы.

— Это было бы несколько странно… собака и лошадь! — отвечал на это, смеясь, офицер. — Будь спокоен, Николь, мы не разлучим их, когда придется выступать.

— Они не пережили бы этого, капитан.

В это время послышался пушечный выстрел с моря.

— Что это такое? — спросил лейтенант Вильет.

— Вероятно, пушечный выстрел с крейсера, который стоит на якоре в заливе.

— Крейсер пришел за этим негодяем Хаджаром, — добавил Николь. — Важную поимку вы изволили сделать, капитан!

— Ты можешь сказать про эту поимку, что мы с тобой ее сделали вместе, — поправил его капитан Ардиган.

— Так точно, вместе со старшим братом и Куп-а-Кером, — подтвердил унтер-офицер.

После этого оба офицера возобновили свой путь, направляясь к борджи, тогда как Николь и его люди направились к низменным кварталам Габеса.

Глава вторая. ХАДЖАР

Туареги, племя берберской расы, обитают в Иксгаме, стране, ограничивающейся на севере Туатом, этим обширным оазисом Сахары, расположенным на расстоянии пятисот километров на юго-восток от Марокко, на юге Тимбукту, на западе Нигером и на востоке Феццаном. Но к тому времени, к которому относится наше повествование, туареги были вынуждены перебраться в более восточные области Сахары. К началу XX века многочисленные племена их — некоторые почти оседлые, другие еще кочевники, — можно было повстречать на плоских песчаных равнинах, называемых на арабском языке «утта», а также в Судане и даже в местностях, расположенных на границах пустынь Алжирской и Тунисской.

Уже несколько лет тому назад, после того как заброшены были работы по строительству внутреннего моря в стране Арад, расположенной на западе от Габеса, производившиеся под началом капитана Рудера, главный представитель Франции в этом крае, а также и тунисский бей приняли все меры к тому, чтобы организовать поселение туарегов в оазисах вокруг шоттов. Надеялись, основываясь на воинственности этого племени, со временем образовать из него как бы стражу пустыни. Но вряд ли этому суждено было исполниться, ибо имохаги по-прежнему продолжали образом своей жизни заслуживать присвоенное им ругательное название «туарегов», то есть ночных разбойников. Под этим названием они и были известны, вызывая трепет и страх во всем Судане.